Final Meeting: Selected Poetry of Anna Akhmatova (6 page)

Cover it up with a thick black cloth,

And take the lanterns away.

Night.

IV

Показать бы тебе, насмешнице

И любимице всех друзей,

Царскосельской веселой грешнице,

Что случилось с жизнью твоей.

Как трехсотая, с передачею,

Под Крестами будешь стоять

И своей слезою горячею

Новогодний лед прожигать.

Там тюремный тополь качается,

И ни звука. А сколько там

Неповинных жизней кончается...

1938

IV

If only you, the fool from long ago,

The favorite of every single friend,

The carefree sinner of the Tsarskoe Selo,
[7]

Could see your future to its full extent.

Waiting three-hundredth, in an endless line,

Beneath The Crosses, carrying supplies,

You’d notice how the blazing drops of brine

Burn to the ground through the new year’s ice.

The prison poplars sway with such allure,

And not a sound follows. Can you fathom,

How many lives must end there premature…

1938

V

Семнадцать месяцев кричу,

Зову тебя домой.

Кидалась в ноги палачу -

Ты сын и ужас мой.

Все перепуталось навек,

И мне не разобрать

Теперь, кто зверь, кто человек,

И долго ль казни ждать.

И только пышные цветы,

И звон кадильный, и следы

Куда-то в никуда.

И прямо мне в глаза глядит

И скорой гибелью грозит

Огромная звезда.

1939

V

For seventeen months, I plead

For you to come home again,

On my knees, at the hangman’s feet, -

You’re my son and my dread.

I’m afraid that I can’t comprehend,

All tangled, in utter confusion,

Who’s an animal, who’s a man,

And the date of your execution.

There’s only flowers in a veil

Of dust, the censer, and a trail

Of footprints leading far.

And staring straight into my eyes,

With threats of imminent demise,

There is a giant star.

1939

VI

Легкие летят недели,

Что случилось, не пойму.

Как тебе, сынок, в тюрьму

Ночи белые глядели,

Как они опять глядят

Ястребиным жарким оком,

О твоем кресте высоком

И о смерти говорят.

1939

VI

Weeks fly by to no avail,

I can’t comprehend this mess.

My dear son, with such distress,

White nights gazed into your jail,

It’s as if they’ve never left,

Eyes of hawks, with eager gloss,

They discuss your heavy cross

And again, they talk of death.

1939

VII

Приговор

И упало каменное слово

На мою еще живую грудь.

Ничего, ведь я была готова,

Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

А не то... Горячий шелест лета,

Словно праздник за моим окном.

Я давно предчувствовала этот

Светлый день и опустелый дом.

Лето 1939. Фонтанный Дом

VII

The Verdict

Onto my barely living chest,

The stone of the verdict fell.

But I was ready for this test,

Somehow, I’ll bear this hell.

So much that I must do alone:

I’ll start by erasing the past,

I’ll turn my living soul to stone,

And learn to live, at last.

Or else… The summer, on display,

Still gleams for some occasion.

I’ve have foreseen this sunny day,

The vacant house, desolation.

Summer 1939. Fontannyi Dom

VI
II

К Смерти

Ты все равно придешь. — Зачем же не теперь?

Я жду тебя — мне очень трудно.

Я потушила свет и отворила дверь

Тебе, такой простой и чудной.

Прими для этого какой угодно вид,

Ворвись отравленным снарядом

Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,

Иль отрави тифозным чадом,

Иль сказочкой, придуманной тобой

И всем до тошноты знакомой, -

Чтоб я увидела верх шапки голубой

И бледного от страха управдома.

Мне все равно теперь. Струится Енисей,

Звезда полярная сияет.

И синий блеск возлюбленных очей

Последний ужас застилает.

19 августа 1939

Фонтанный Дом

VIII

To Death

You’ll come. – Why delay any more?

I’m waiting – life’s hard to endure.

For you, I have opened the door

You’ll enter, so wondrous and pure.

Take on any form, - take your pick,

Burst in like some poisonous gas,

Or creep, like a crook, with a brick,

Or like typhus, come in with a gasp,

Or a story that you simply make up,

So common, it’s making me nauseous –

I’ll see the policeman’s blue cap

And the janitor, frightened and cautious.

The Yenisey is flowing. In the skies,

The Polar Star is lit. My fate is sealed.

The sparkle of the blue beloved eyes

Is veiled by the horror’s last ordeal.

August 18th, 1939

Fontannyi Dom

IX

Уже безумие крылом

Души накрыло половину,

И поит огненным вином

И манит в черную долину.

И поняла я, что ему

Должна я уступить победу,

Прислушиваясь к своему

Уже как бы чужому бреду.

И не позволит ничего

Оно мне унести с собою

(Как ни упрашивай его

И как ни докучай мольбою):

Ни сына страшные глаза -

Окаменелое страданье,

Ни день, когда пришла гроза,

Ни час тюремного свиданья,

Ни милую прохладу рук,

Ни лип взволнованные тени,

Ни отдаленный легкий звук -

Слова последних утешений.

4 мая 1940

I
X

The madness covers with its wing

Half of my soul from fear,

It gives me fiery wine to drink

And darkness lures me near.

I’ve come to see the resolution,

And I must cede the throne

And hearken to my own delusion

As if it ceased to be my own.

(However much I try to plead,

And beg for mercy’s sake)

It will not grant me what I need, -

Those things I’d like to take:

My child’s chilling frightening stare –

The torment’s heavy rock,

The jail visits that we shared,

The day when thunder struck,

The coolness of the hands I stroked,

The lime tree’s agitation,

The light and distant words we spoke

In parting consolation.

May 4, 1940

Распятие

«Не рыдай Мене, Мати,

во гробе зрящи».

1

Хор ангелов великий час восславил,

И небеса расплавились в огне.

Отцу сказал: «Почто Меня оставил?»

А Матери: «О, не рыдай Мене...»

2

Магдалина билась и рыдала,

Ученик любимый каменел,

А туда, где молча Мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел.

Crucifixion

“Do not weep for me, Mother,

Seeing me in the coffin.”
[8]

1

The choir of angels sang out heavenly,

The sky was melted into a fiery sea.

To the Father: “Why hast thou forsaken me?”

To the Mother: “Do not weep for me.”

2

Magdalene wept in a furious daze,

The dear disciple stood still, like a stone.

But no one was daring to gaze

Where His Mother, stood silent, alone.

Эпилог

1

Узнала я, как опадают лица,

Как из-под век выглядывает страх,

Как клинописи жесткие страницы

Страдание выводит на щеках,

Как локоны из пепельных и черных

Серебряными делаются вдруг,

Улыбка вянет на губах покорных,

И в сухоньком смешке дрожит испуг.

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною,

И в лютый холод, и в июльский зной,

Под красною ослепшею стеною.

2

Опять поминальный приблизился час.

Я вижу, я слышу, я чувствую вас:

И ту, что едва до окна довели,

И ту, что родимой не топчет земли,

И ту, что красивой тряхнув головой,

Сказала: «Сюда прихожу, как домой».

Хотелось бы всех поименно назвать,

Да отняли список, и негде узнать.

Для них соткала я широкий покров

Из бедных, у них же подслушанных слов.

О них вспоминаю всегда и везде,

О них не забуду и в новой беде,

И если зажмут мой измученный рот,

Которым кричит стомильонный народ,

Пусть так же оне поминают меня

В канун моего погребального дня.

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,

Но только с условьем — не ставить его

Ни около моря, где я родилась

(Последняя с морем разорвана связь),

Ни в царском саду у заветного пня,

Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов

И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание черных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь

И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век

Как слезы струится подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали,